Оптина Пустынь на Кипре объединяет русских и греков

Говоря языком военных, о месте расположения этого монастыря можно сказать: хорошо замаскировались! Мы подошли к монастырю святого Георгия у Чёрной горы, расположенному в десяти километрах от Ларнаки, почти вплотную, но кроме тростниковых зарослей вперемешку с роскошными пальмами и кактусами ничего особенного не видели. До демаркационной линии, разделяющей греческую и турецкую сторону, отсюда пара сотен метров, и почти вплотную примыкающую к ней православную обитель можно сравнить с гнездом, надёжно укрытым заботливыми птицами от хищников.

Настоятель монастыря святого Георгия архимандрит Симеон предупрежден о нашем приезде. Казалось бы, кто мы такие, чтобы старец, исповедующий иерархов Кипрской Православной Церкви, выходил навстречу русским паломникам? И лишь познакомившись с ним поближе, мы поняли, какую роль играет Россия в его жизни.

О былом византийском величии монастыря здесь напоминает лишь капителий сохранившейся мраморной колонны. После того как в 1821 году турки убили многих священнослужителей и мирян Кипрской Церкви, процветавшая некогда обитель пришла в упадок. От неё остались лишь построенная в начале XVIII века церквушка да два полуразрушенных здания для овец. Лишь в 1994 году несколько монахов взялись за восстановление монастыря и заложили фундамент храма в традиционном византийском стиле.

Спустившись в расположенное в цоколе будущего храма помещение, мы словно вернулись в Россию, точнее, в Оптину Пустынь, в честь старцев которой освящён этот подземный храм — так запал в сердце старца Симеона образ старца Зосимы из романа Достоевского «Братья Карамазовы», прообразом которого был преподобный Амвросий Оптинский. И сам он, такой же, как старец Зосима, худощавый, воздушно-лёгкий в движениях, постоянно излучал светлую улыбку. Радостный свет глаз настоятеля монастыря озарял и вёл нас за собой.

Словно малое дитя носился я вместе с другими паломниками за ним по пятам: из подземного храма в галерею с иконами и картинами кисти старца Симеона, потом в его заполненную книгами и оттого тесную келью. Он ничего не скрывал от нас, был весь на виду, и в ответ тоже хотелось открыться ему.

Уже перед отъездом, в монастырском дворике, я подошёл к нему под благословение, и вдруг — вокруг все ахнули — старец привлёк меня к груди и, укрыв епитрахилью, возложил на мою голову крестное знамение. Для того чтобы понять, какие высоты открывал он передо мной в этот момент, не надо было понимать произносимых им на греческом языке слов. Я слышал биение его сердца, и этого было достаточно, чтобы преодолеть языковой барьер. Слова старца Симеона о том, что мир объединяется православной верой, и мы, представители двух православных народов, — братья, лишь подвели итог незримой беседе наших сердец.

И ещё долго, оглядываясь назад на монастырскую обитель, я вспоминал взгляд старца, с радостью взирающего на паломников из возрождающейся после атеистического кошмара России. Только вместе, как одна святая рать, сможем мы идти по этому пути дальше, раздвигая границы православной ойкумены.

Алексей ТОРБА

«Русский дом», апрель 2013 г.

Фото автора